Совсем не про бизнес: О словах

Что в нашей семье называлось бантиком — вы узнаете, если пойдете туда, куда я вас поведу.

А пока поговорим о начальниках.

Визуальный ряд, возникавший в моей шестилетней голове при слове «начальник», был четко определен и запомнился навсегда. Мне представлялся тучный мужчина в форме, похожей на железнодорожную (мундир без погон, но с лампасами на брюках, фуражка с кокардой), мрачно и веско наклоняющийся к ванне, чтобы открыть кран. Понятия не имею, почему начальник должен был выглядеть именно так, где я подцепил именно такую ассоциацию — но возникала она всякий раз, когда звучало «начальник».

Наемный дедушка Иван Сергеевич, сидевший со мной пока родители были на работе, часто выпрашивал у мамы рюмочки. Делал он это способом, который, на мой взгляд, железно гарантировал провал. Когда разговор касался рюмочки, он неизменно добавлял: «Нам ведь не пахать, не косить — выпить да закусить».

Это было самокритично, но глупо, и мне казалось, что сам Иван Сергеевич прекрасно понимает, что никчемушному человеку, не годному ни косьбе, ни к пахоте, рюмка не положена; и разумно было бы сказать, что у него много других достоинств, например, он сидит со мной, развитым мальчиком, читающим «Короля Матиуша Первого». Но Иван Сергеевич раз за разом сообщал, что не собирается ни пахать, ни косить, и так на моей памяти и не унес ни единой рюмки.

Я жалел старика: ему не из чего было есть яйца всмятку.

А ведь он был совсем не плох. За год или два до Иван Сергеевича, отлучившись куда-то, мама оставила меня на пару часов с соседом, и воспоминание об этом жило во мне, как живет в озере Лох-Несс длинношеее чудовище: время от времени пугающе всплывая на поверхность. Я проорал тогда все два часа без перерыва, а сосед бессильно щелкал переключателем телевизора по четырем доступным положеньям и говорил только: «Сейчас будут мульти-пульти».

Было очень подло — так угрожать маленькому мальчику. Мульти-пульти представлялись мне низкорослыми раскрашенными тварями квадратной формы (Губка Боб еще не был нарисован), страшными, как Рональд Макдональд, которого тогда тоже почти никто еще не видел; вот-вот они придут. К счастью, мама вернулась первой.

Теперь о главном. Шести с половиной лет, играя во дворе, я предложил свою дружбу ребятам чуть старше, что жгли расческу. «Иди наху», — сказали старшие ребята, не приняв дружбы. Я был огорчен, но и рад обогащению лексикона. Это звучало круто, сурово, по-взрослому — гораздо круче и суровей уже известного «иди нафик», притом явно означая то же самое. Я покатался на карусели один, а потом пришла бабушка, забирать меня на обед.

«Иди наху», — небрежно и весело сказал я бабушке: карусель выигрывала у обеда с неприличным счетом, так кубинская сборная по боксу выиграла бы в любую игру у футбольной сборной Бразилии.

Бабушка окаменела лицом, деревянно развернулась и, не оборачиваясь, пошла от меня. Я похолодел. Холодный и перепуганный, я побежал за бабушкой, пытаясь заглянуть ей в глаза. Господи, что же такое я сказал? Что это может значить?! Бабушка молчала до самого дома, молча усадила меня за стол и молча налила супу; я плакал, ел, каялся и спрашивал, что же за слово я выучил.

«Так хулиганы называют бантик», — сказала наконец бабушка.

Да, у нас это был бантик. Собственно, я довольно долго думал, что так же это называется и у остальных. Помню, я шутил: мол, мы тут купаемся, а вот выплывет водяной — и хвать нас за бантики! Хахаха! Мой смех был одинок. Меня окружали чуждые юмора люди.

И лишь пару лет спустя Игорек Барсуков по кличке Барсик рассказал мне по случаю — мы вместе кушали арбуз, а потом заигрались, — что это называется носочек.

(Это моя когдатошняя колонка для журнала Mamas&Papas. Здесь, в блоге — авторский вариант)