Совсем не про бизнес: От белочки

Высшей маминой похвалой моим подаркам было вот что: она на секунду замирала, будто пораженная сыновним креативом, а потом поднимала глаза и говорила:
Я попрошу это в гроб со мной положить.

Первой в гробу должна была оказаться, кажется, конфета. Огромная конфета из цветной бумаги, безнадежно пустая внутри, с фигурно вырезанными и не менее фигурно измятыми — как это называется? Краями фантика.

На конфете был зачем-то нарисован глаз с ресницами — я видел такие на носах греческих трирем в «Книге будущих адмиралов». В гробу конфета могла бы подсматривать.

Сейчас, взрослым тридцатипятилетним дяденькой, я полагаю, что эту конфету следовало бы затолкать мне в глотку — на долгую добрую память. Но тогда мне не успели объяснить, что подарок должен быть таким, какой ты не прочь бы получить сам. И я разгульно дарил дальше.

Я дарил самодельную открытку с аппликацией в виде тюльпана. Самодельную открытку с нарисованной ромашкой. Самодельную открытку с восьмеркой, солнышком и надписью «Дорогой маме» — бюджетный вариант, на бумажке в клеточку. Самодельную открытку с птичкой неизвестной породы и гадких пропорций. Самодельную открытку с вырезанной снежинкой и нарисованным катком. Что — «Хаха, асфальтовым?» Лучше бы асфальтовым, это было бы хоть сколько-нибудь необычно.

Полет фантазии, порождавшей сии шедевры, мог сравниться только с изяществом их исполнения. В гробу им было не место, и продолжалось так долго — несколько лет.

Потом, — как писал Джек Лондон в рассказе «Мексиканец», — наступила весна и сражаться стало легче. Мне подарили выжигательный аппарат. Фантазии к нему не прилагалось, но сам процесс выжигания — неторопливый и веский, как огранка алмаза амстердамским философом, — придавал работам различимый флер чего-то Настоящего.

Первым я выжег фрегат при полном парусном вооружении, несомый попутным ветром средь бурных и яростных волн. Показать вам связь этого сюжета с восьмым марта не возьмусь; но, во всяком случае, это был немалый шаг в сторону дарения Того, Что Сам Не Прочь Получить На Праздник, — вы же помните про «Книгу будущих адмиралов»?

Я раскрасил паруса фломастером (стало ощутимо хуже) и довыжег огромное солнце над горизонтом. Я был дитя, поэтому «У.Т.Р.О.» — не приписал.

Это должен был быть фурор, и это стало фурором.

Я попрошу положить это со мной в гроб, — сказала мама. И повторила это, когда пришел папа. Мама вообще склонна использовать раз найденную удачную формулировку многократно.

Я воспарил и стал творить дальше. Я выжигал, целиком отдаваясь работе, — так выжигают, должно быть, по телам богохульников черти в преисподней; в краткие сроки я создал еще целых три доски: С Индейцем, С Цветами и С Товарным Поездом Из Цистерн.

Высокая цель стояла передо мной: на следующей неделе в нашем классе — и в двух параллельных! — должна была случиться ярмарка. Каждый должен был принести поделки, втюхать их окружающим и сдать всю выручку в Фонд Мира.

Это была наша, молодых советских людей, благородная обязанность — ежегодно сдавать по пятьдесят-восемьдесят копеек в Фонд Мира, понимаете?

Как рассказать вам о ярмарке, чтобы не скатиться в нравоучительную повесть о Наказанной Гордыне? Расскажу кратко: мои дощечки не купили.

И пусть лаконичность скроет бурю чувств.

Что они понимали, идиоты?!

(Это моя когдатошняя колонка для почившего в бозе журнала Mamas&Papas. Здесь, в блоге — авторский вариант)