Совсем не про бизнес: Два балла, или Рожденье и смерть моряка

Ну что же, пятница? Баечку из старого ЖЖ?

Мы с Соловков на соседний архипелаг шли, на Кузова. На экскурсию. В переделанном траулере, заместо ламинарии. Необычайно хорошее судно, на детскую ванночку похоже, и путешествием сполна насладиться дает. Там вообще-то ходу — два с половиной часа; на этом шли четыре.

Тут уместно бы написать про ревущие валы, что вздымались выше мачт, и стонавшее под ногами железо. Но как человек, еще в младших классах часто битый за правдивость, обязан отметить, что волна была — максимум балла два. Кто из присутствующих [кр-рыс сухопутных] считает, что это совсем несолидная цифра, может быстренько смотаться и попробовать, навигация на Белом море должна быть открыта еще целых четыре дня.

Значится, выходим из-за острова на этот двухбалльный стрежень, и пассажиры немедля делятся по интересам. Кто-то кушает горошки от укачивания, ложится в кубрике и принимается ими блевать — на дальность либо на зону поражения; другие, напротив, становятся вдоль бортов, кормить живую природу во многочисленных лицах неприятно-радостных от чужой беды чаек.

Я при этом тоже радостный, как та чайка: не укачивает совершенно. Ну ясный перец — от конституции зависит. Чего уж скромничать. «С-салажня», — это я моряцкой походкой гуляю по качающейся палубе, — «Кр-реветки, слабачье. В Кейптаунском порту… с какао на борту…» Вокруг — блюют.

Бриз ласкал клеша примерно еще час.
Потом — появилось легкое недомогание.

Я искренне удивился. Что за странные симптомы у юнога орла и старого пирата? Я осмотрел бледные тени у бортов и не нашел между нами ни малейшего сходства.

«Показалось», — думаю, — «Мо-оре, мо-оре шумит за борто-ом… Ку-урит, курит матро-ос…»

Пых-пых-пых, ага. Ощущения все сильнее. Уже от каждой большой волны нехорошо. Потом от каждой волны. Потом просто нехорошо, невзирая на волны. Потом уже на волны не взирается — внутренний мир начинает довлеть.

Ну что же, думаю. Йо-хо-хо. Я ведь не только сильный, но и запасливый. В рюкзаке у меня есть таблетка драмины. Она поможет. Просто неизбежно поможет. Я и драмина — это силища покруче галантерейщика и кардинала… Спускаюсь в кубрик.

Это была главная ошибка, потому что в кублике о пахло вареными яйцами. Нам их с собой дали, сухой паек. И запах вареного яйца пронзил нас с кардиналом, как разящая шпага Д’Артаньяна. Развязать рюказак мы успели, а дотянуться до таблетки — уже нет: яйцо лежало ближе.

Тут мы имеем печальный конец истории про моряка, и начало совсем другой, трехчасовой и мучительной истории страстотерпца-под-дождем-и-ветром. А дождик, кстати, был ледяной, а ветер, кстати, был вроде того, что сделал Карбышева героем. А в кубрик, кстати, спуститься было неможно из-за запаха яиц.

В общем, это очень грустный и довольно однообразный трактат.

Ах, эта дивная легкость, когда с белой лошади белой шляпой машешь обосравшимся согражданам.

Отчего же ты так мимолетна.